Несколько страниц из жизни карася

…Ночь выдалась бурной. Когда я вышел на нужной станции, вовсю шел дождь и свистел ветер. Раскаты грома чередовались с громкими трелями соловья (вот кому и погода была нипочем), а росчерки молний освещали раскисшую глинистую тропу, помогая не сбиться с дороги. То и дело я обгонял идущих по тропинке рыболовов, а порой и меня опережали. Чем ближе к водоему, тем сильнее чувствовался ажиотаж, свойственный выходным дням, а уж на берегу право слово, яблоку негде было упасть. С большим трудом отыскал для себя не занятый еще неширокий прогал между кустами ивняка и тростниковой гривкой. Туда я поскорее и втиснулся, благо был в высоких резиновых сапогах. Зайдя в воду чуть выше колен, установил подставки для удилищ, подбросил прикормку и, еще в полутьме, стал налаживать снасти. Это не заняло много времени, ведь больше чем двумя удочками я никогда не ловлю.

А ненастье между тем все усиливалось. Дождь лил уже как из ведра, с небольшими перерывами (плохо было бы мое дело, если бы не прорезиненный плащ-накидка). Правда, северный ветер, пусть и какими-то сумасшедшими порывами, но дул все же в спину — иначе просто невозможно было бы забросить снасть. Прямо под ногами у меня неширокой полосой тянулись заросли мягкой водной травы — урути. Недалеко от внешней ее границы и располагался поплавок моей короткой, трехметровой удочки. Ту, что подлиннее — четыре с небольшим метра — я забросил к краю тростниковых зарослей. Глубина в месте ловли была от метра до полутора, дно довольно твердое, глинистое или глинисто-песчаное — можно было не беспокоиться, что прикормка и насадка утонут в иле, и рыба их не заметит. Еще потемну, заходя в воду, я услышал какую-то возню в траве и негромкие всплески. Поначалу решил, что это лягушки разбегаются от моих шагов, и не придал этому значения. Но вот, забросив удочки, я затаился, и возня в траве возобновилась — чуть ли не у самых моих сапог, а чуть дальше, на чистом месте, стали заметны всплески и круги. К этому времени уже достаточно рассвело, и я переключил свое внимание на поплавки. Первым ожил тот, что подальше — дернувшись раза три, он решительно поплыл в сторону. Я подсек, и вскоре первый трофей — карасик с ладошку -отправился в садок. Ну а потом мне только и было заботы, что менять насадку (да и то изредка — на каждую пару свеженасаженных опарышей я вытаскивал до пяти рыб) или выводить очередного солидного «чурбачка» граммов на триста-четыреста. С учетом моей тонкой снасти (леска 0,12 миллиметра) и травяных зарослей это не всегда было просто.

Часам к девяти утра я понял, что пора сматывать удочки. Мой плащ протек в нескольких местах. Руки, покрасневшие от почти беспрерывного дождя и холодного ветра, ныли. Да и удовольствие от непрекращавшегося клева я уже получил, что называется, «по полной программе». Когда я с полным садком вышел на берег, закончил ловлю и мой сосед, с которым нас разделял ивовый куст. Этот рыболов ловил на геркулес, а поймал не меньше моего. Он мне рассказал, что неплохо ловил здесь и на прошлой неделе, а возню в траве слышал еще тогда. Мы с ним предположили, что карась начал нереститься, и это не мешало (вопреки утверждениям некоторых «знатоков»), а возможно, наоборот, способствовало его клеву. Но скорее всего, дело было не только в нересте.

Недели через две, уже в конце июня, я вновь побывал на этом пруду, причем на сей раз приехал с вечера и провел на берегу всю ночь. Встреченный мною рыболов сказал мне, что в течение дня «не брало ни у кого и ни на что, а к вечеру начало потихоньку поклевывать». Я объяснил это для себя установившейся жаркой погодой, и надежды свои возлагал теперь на ночь и раннюю зорьку. В течение ночи возня в траве у берега казалась еще более бурной, чем в прошлый раз. Иногда поклевывала мелочишка на червя, но ничего солидного не попалось, несмотря на интенсивную прикормку тем же что и в прошлый раз гранулированным комбикормом (купленным как-то по случаю в одном из рыборазводных хозяйств).

Стояли самые короткие в году ночи,и вскоре небо слегка зарозовело, а над ближним полем зазвенел жаворонок. Все было прекрасно, дело стало лишь за клевом настоящей рыбы. А начался он почему-то поздно, уже после восхода солнца. Карась брал осторожно, и лучше на ту удочку, где очень легкий груз располагался довольно далеко — сантиметрах в тридцати — от крючка. Насадка при этом лежала на дне, а поплавок занимал полулежачее положение. Вкусы карася на протяжении утра менялись несколько раз в такой последовательности: червь, опарыш, тесто из толокна, мотыль и, наконец, бутерброд из опарыша и катышка толокна, сдобренного анисовым маслом. Как только клев замирал, я тут же менял насадку—и добивался успеха. Место менять не имело смысла, рыба была здесь, рядом. Об этом говорила непрекращавшаяся возня в траве и расходящиеся круги на чистом месте — видимо, и прикормка моя «фирменная» что-нибудь да значила. И все же тот, воистину сумасшедший жор, на который я попал в прошлый раз, теперь мне казался сном — карасей в моем садке на сей раз было раза в три меньше. И это при в общем-то благоприятной, на мой взгляд, солнечной и тихой погоде с небольшим ветерком. Да и время суток было оптимальным — зорька. Кстати, когда солнце поднялось повыше и начало припекать, карась брать у меня перестал. А парень, ловившей неподалеку, но с дальним забросом, продолжал таскать приличных карасей. Правда, на что он их ловил, не знаю, видел только, как он периодически подбрасывал прикормку большими шарами. Из всего сказанного однозначных выводов делать, конечно, нельзя. Ясно лишь, что так называемая «плохая» погода не всегда мешает нормальной ловле, так же, впрочем, как хорошая, на наш рыбацкий взгляд, не всегда ей способствует.

Тут нельзя не коснуться и наиболее благоприятного в сезоне времени ловли карася. Многие карасятники таковым считают преднерестовое и посленерестовое время. Что касается весны, то это, возможно, и верно. А вот дальше… Какой именно период считать посленерестовым? Ведь в большинстве водоемов карась нереститсянесколькораз (не менее двух-трех за лето), и нерест этот растянут во времени. Однако периодом до и после нереста сезон ловли карася не ограничивается — его хочется поймать всегда, особенно когда он по каким-то причинам становится в водоеме единственной рыбой, достойной внимания. Как-то, уже на спаде лета (в городе пышно цвели флоксы, а по опушкам загородных лесов закраснелись вершинки молодых осинок), отправились мы с приятелем половить хищника кружками. Когда приехали на водохранилище, поняли, что намеченная рыбалка не состоится. Сумасшедший ветер гнал вдоль плеса волну с гребешками, на которой даже просто удержать лодку было проблематично, где уж там управиться с кружками! А порыбачить-то хотелось. Решили поехать на одну известную нам старицу с заросшими высокими берегами — на ней должно быть потише, да и щучка с окунем там водились. Но и здесь нас ждало разочарование — уровень воды в старице сильно упал, и сообщение ее с рекой временно прекратилось. «Вся рыба ушла, — обрадовал нас местный пастух, — один карась остался, а он не берет». Но дело близилось к вечеру, другое место искать было поздновато, и мы, решив, что «утро вечера мудренее», остались ночевать здесь. Пока не стемнело, прикормили два симпатичных местечка. Я облюбовал себе узкий чистый мысок, окруженный с двух сторон осокой и зарослями кувшинок. Дно от берега довольно резко обрывалось, обещая подходящую глубину (как оказалось — чуть больше полутора метров). Здесь было относительно тихо. За ночь резкий порывистый ветер несколько раз менял направление. К утру все же стало немного потише. В предрассветных сумерках, пользуясь этим недолгим, как оказалось, затишьем, мы разошлись по своим местам, подкинули немного все той же «фирменной» прикормки и забросили удочки. У меня их было, как и всегда, две. Одна оснащена тонкой леской, маленьким японским крючком с коротким цевьем и очень чувствительным цилиндрической формы тонким поплавком черного цвета с полосатой вершинкой. Яркие разноцветные полоски и хорошо подобранный груз (две дробинки из которых малая — очень близко к крючку) должны были позволить мне видеть самую осторожную поклевку. Вторая снасть была несколько погрубее, наживил я ее комочком манной каши, сдобренной молотой коноплей. На крючок «чуткой» удочки я насадил мелкого опарыша и мотыля колечком.

Вскоре на эту насадку стало поклевывать. Я вытащил неплохого подъязка, плотвичку, подъязка помельче… Несмотря на то, что я освежал насадку после каждой пойманной рыбы, клев прекратился. Зато там, где стоял поплавок, появились идущие со дна пузыри. Я замер, предчувствуя приближение крупной рыбы. Какой — поди угадай. Поклевку я тоже скорее почувствовал, чем увидел, настолько она была незаметной поначалу. Поплавок слегка притопило, а через некоторое время стало приподнимать — амплитуда этих движений была столь незначительной, что только яркие разноцветные полоски на вершинке поплавка позволили мне это заметить. Я сделал осторожную подсечку и тут же почувствовал солидную тяжесть. Удилище согнулось, тонкая леска зазвенела. Главным сейчас было не пустить рыбу в кувшинковые заросли, располагавшиеся совсем близко справа и слева от меня. Это мне удалось, но вскоре встала другая проблема — подсачек остался в машине на другой стороне старицы.

Не ослабляя натяжения лески, пятясь, я вывел добычу на глинистый бережок. Большой серебряный карась — теперь-то я его разглядел — видимо, утомился и лежал спокойно, так что мне удалось его взять левой рукой. А вообще-то, руки мои дрожали и сердце билось отчаянно — в рыбе был верный килограмм веса. Преодолев волнение, я продолжил ловлю и вскоре одного за другим вывел еще двух таких же «лаптей» (и снова я едва не лишился «законной» добычи, но и не бежать же было за подсачеком в разгар такой ловли!). Тут я вспомнил о второй удочке, не подававшей признаков жизни, и осторожно, стараясь не спугнуть подошедшую рыбу, вытащил ее. Комочек манки был еще цел, но казался каким-то обсосанным. Похоже, что его тоже «пробовали{C} на зуб», но взять не решились или не захотели. То ли несколько грубоватая снасть (леска 0,17 миллиметра и крючок № 4), или же растительная насадка была карасю не совсем по вкусу (вопреки многим авторитетам .утверждающим, что близко к осени карась предпочитает именно растительные насадки!), а может быть, поплавок этой удочки не очень чутко фиксировал прикосновение рыбы к насадке? Вероятно было и то, и другое, и третье. Не мудрствуя лукаво, я наживил крючок этой удочки также опарышем с мотылем, в надежде на повторение удачи, но больше карасиных поклевок не было. Досадуя в душе, что, мол, дернул же черт возиться, когда и так брала хорошая рыба, я стал ждать, поглядывая на приятеля, таскавшего поодаль какую-то мелочевку. Он так был увлечен этим занятием, что даже не заметил моей возни с крупной рыбой, и очень удивился, когда по окончании ловли я показал ему пойманных карасей.

Сев перекусить, мы стали думать и гадать, отчего «неберущие» якобы караси оказались все же «берущими» и почему в этом случае брали они только у меня? Ловили мы, в общем-то, недалеко друг от друга, прикармливали одними и теми же гранулами, насадка тоже была сходной. Целиком японские — от удилища до крючка — снасти моего приятеля в целом, конечно же, не уступали моим, вот только регулировка была у него не настолько точной, как на моей любимой удочке. Не исключено и то, что мой слегка подслеповатый друг, несмотря на очки, попросту плохо видел осторожные поклевки крупных карасей (даже и не поклевки в полном смысле, а лишь прикосновение к насадке), а на более решительный клев мелких подъязков реагировал сразу. Однако возможно и то, что мне в этот раз просто больше повезло — случается и такое, бывалые рыболовы это знают…

И тут не худо вспомнить нашего классика С.Т.Аксакова, который в своих «Записках об уженье рыбы» говорил, что не следует и в бесклевье уходить с водоема, пока не испробованы все известные вам приемы и способы лова, а также все доступные насадки и приманки.

Рыбалка в Украине
Добавить комментарий